В современной духовной, образовательной и научной деятельности все очевидным становится субъектный характер познавательной деятельности, ее культурная обусловленность. В этой связи актуально рассмотрение особенностей такого феномена как культура познания или познавательная культура, понятие которой функционально в науке наряду с нравственной, эстетической, политической, правовой и т.п. культурой. Познавательная культура субъекта аккумулирует традиции, нормы, идеалы и т.п. как научного, так обыденного, повседневного познания и, не сводясь к его когнитивным аспектам, включает в себя также отображения социальных факторов бытия познающего человека.
Особую содержательность познавательной культуре придает решение вопросов сформировавшейся проблематики истины, хотя специфику этой культуры определяют также и заблуждения, предрассудки, ошибки и другие негативные результаты познавательной деятельности. При этом ключевые гносеологические идеи осваиваются наукой, образованием и широким общественным сознанием в русле классической теории соответствия, однако набирают творчески значимый авторитет и детерминированные критериями истинности знания как составляющими познавательной культуры позитивистская, прагматистская, конвенционалистская, герменевтическая и иные неклассические концепции истины. Вообще, познавательная культура немыслима без «центрального ядра нашего мышления - логики», которая, в свою очередь, может быть разрушена без понятия истины и лжи[1].
Из наиболее значимых социальных факторов, придающих содержательную особенность познавательной культуре отметим, в первую очередь, этнонациональные параметры познающего субъекта. Если обратиться к русской познавательной культуре, то ее спецификация происходила как синтезирование в целостность разнородных элементов гносеологии, в попытках соединить, в первую очередь, разные толкования главного результата познания (истины и знания) - «живознание» И.В. Киреевского и А.С. Хомякова, «цельное знание» В.С.Соловьева, «цельное мировоззрение» П.А.Флоренского и др. Все эти толкования истины не умещаются в рамки той или иной концепции истины, наоборот, сочетают достоинства известных на Западе подходов к определению истины. В то же время здесь немаловажно и другое обстоятельство. Русские, будучи и европейцами, в своей познавательной культуре содержат весьма мало сходных с последними достоинств, а расходятся в главном - они далеко не рационалисты. Духовность русских - скорее в душевности, лиричности, нежели в научности. Примечательны размышления И. Павлова о научном уме, которые были не в пользу русского ума - он фиксировал в последнем лишь натиск, быстроту, полет вместо усидчивости и кропотливости, непривязанность русского национального ума к фактам, его неумение высказать что-либо против общего настроения, вместо конкретности и детальности - оперирование насквозь общими положениями, вместо ясности - стремление к туманному и темному, поддакивание без понимания, вместо стремления к истине - стремление к новизне, любопытство, любование избитой истиной, вместо покорности истине - амбиции[2].
Таким образом, на специфику русского национального ума и национальной познавательной культуры накладывает свой отпечаток преимущественно идеал цельного знания, идея которого идет от Киреевского и Хомякова. Специфика такого знания в том, что оно может быть достигнуто в сочетании чувственной, интеллектуальной и мистической интуиции, и даже тогда, когда признается в постижении истины рациональное мышление, оно оказывается лишь на вторых ролях в ряду составляющих цельный опыт чувственного и нравственного опыта, эстетической перцепции и религиозного созерцания. Несмотря на это, было бы неверно считать русскую познавательную культуру не состоятельной в науке. Более того, можно согласиться с мнением, что православная интеллектуальная традиция и сегодня состоятельна и эффективна, поскольку «делает двойное ударение на онтологию и на живом предании, и потому не страдает той резкой разделенностью философского и социологического дискурсов, как западные дискуссии, разделенные на постмодернистскую и коммунитарную ветви»[3].
Познавательная культура детерминирована также религией. Уже в позднейшем буддизме (в махаяне) и в обновленном брахманизме зафиксированы ключевые гносеологические идеи. Исходя из того, что современная наука выросла именно из христианской культуры, некоторые гносеологи считают возможным даже вводить в философский оборот понятие религиозной эпистемологии. В исламе же изначально стала формироваться такая научная дисциплина, как усул (методология) для выработки научных принципов обоснования положений фикха. Кроме того, формировалось учение о каламе, согласно которому споры об основных положениях веры были подчинены логике и аргументации. Подробное рассмотрение взаимосвязи мировых религий с познавательной культурой человечества произведено в ряде наших работ[4].
Научно-методологическая часть познавательной культуры ныне предстает качественно отличной по мыслительному уровню системой неклассики. Набирающая силу тенденция к потере познанием интереса к реальной действительности, к отказу от универсального научного знания, к превращению истины в разновидность мнения, к ее фрагментаризации и плюра-лизации и т. п. признается в современном рационализме отказом от постижения сущности, субъективизацией и релятивизацией познания. Даже наука, как это ни парадоксально, считает допустимой мобилизацию всех интенций человеческого духа в своем творчестве. Понимая вслед за психоанализом психическое как многоуровневое и комплексное образование с множеством нерефлексируемых лакунов и интеллектуальных пустот, современная научно-философская методология приемлет их результативными в науке. Она допускает в качестве научного знания как конструирование, компоновку на основе концептуального плюрализма интуитивно очевидного, непосредственно наблюдаемого и высокоабстрактных интерсубъективных познавательных образов.
В таком познании субъект-личность то превращается в простого носителя интеллекта, то конституирует действительность из субъективной спонтанности, привнося в реальное бытие самостийно сотворенные законы и стандарты. Современное познание не отменяет, но видоизменяет свой субъектный характер, главным образом, за счет указанного конституирования. Но доминирование в научном познании субъектного фактора сохраняется, что одушевляет предмет познания и он становится человекоразмерным, а само познание из математически упорядоченного трансформируется в нечто хаотичное. Экзистенциализация познаваемых ситуаций, смещение в них реального и ирреального, субъективизация отражаемого до личностного видения и индивидуального самовыражения как неотъемлемые атрибуты методологических новаций науки сопряжены с индивидуализацией ценностей и релятивизацией универсалий, норм, канонов, следствием чего является обилие разновидностей познавательной культуры.
Таким образом, вопрос о содержательных элементах познавательной культуры сложен ввиду их многочисленности. Можно выделить блоки однотипных элементов, составляющих культуру мышления, методологическую культуру, традиции познания, стили мышления и т.п. Если рассматривать такие исторические типы познавательной культуры, как предмодернистская, модернистская и постмодернистская, то в каждом из них можно говорить о таких родах, как религиозная, этнонациональная, философская, научная, половозрастная и т.п. В качестве же их видов предстанут, соответственно, например, исламская, немецкая, софистическая, естественнонаучная, женская, детская и т. п. Их специфика детерминирована тем или иным толкованием субъекта познавательной деятельности в исторически-конкретном социуме.
[1] Никифоров А.Л. Понятие истины в теории познания // Эпистемология & философия науки. Т.ХVI, №2, 2008. - С.52.
[2] Павлов И.П. О русском уме // Литературная газета. 1991. №30.
[3] Штёкль К. Сообщество после субъекта. Православная интеллектуальная традиция и философский дискурс политического модерна // Вопросы философии. №8, 2007. - С.44.
[4] См., например: Билалов М.И. Гносеологические идеи в структуре религиозного сознания. М., 2003; его же: Цивилизационные метаморфозы познавательной культуры. М., 2008.