Из синергетической философии истории (СФИ) следует, что такой алгоритм не только может, но и должен существовать и его должна описывать теория социального отбора[1]. Согласно этой теории хаос, создаваемый крушением старых ценностей, обладает способностью к самоорганизации, в результате которой могут возникнуть новые ценности. Самоорганизация «ценностного» хаоса заключается в том, что в нем (благодаря бифуркациям) формируются, так сказать, несколько «творческих корзин», каждая из которых представляет собой новую возможную бифуркационную структуру. Набор таких «корзин» и представляет собой творческий тезаурус - набор возможных способов структурирования множества «осколков», образовавшихся в результате крушения и распада старых ценностей. В роли творческого детектора, выбирающего одну из «корзин», выступает активная творческая личность, а в роли творческого селектора - идеал, которым эта личность руководствуется и с помощью которого она делает свой выбор (осуществляет поиск действительно новой ценности в множестве возможных). Если в роли детектора выступает не отдельная личность, а целый коллектив, члены которого руководствуются разными (иногда близкими, а иногда и далекими) идеалами, тогда роль селектора играет взаимодействие (суперпозиция) этих идеалов. Мы рассмотрели с синергетической точки зрения одноактный творческий процесс - создание на основе имеющихся ресурсов новой ценности. Но глобальный творческий процесс состоит из множества подобных актов. С точки зрения решения проблемы «смысла жизни» главная опасность, которая подстерегает творца на этом пути - это угроза возвращения к старым ценностям и бесконечное повторение этого процесса (круговорот социальных преобразований, описанный Бальзаком в его философском послесловии к циклу романов «Человеческая комедия»). Жизнь теряет смысл если создание новой ценности невозможно как в краткосрочной перспективе, так и в долгосрочной перспективе.
Ситуация «беличьего колеса» (или, говоря библейским языком, «суеты сует») осложняется тем, что это «колесо» отнюдь не является гладким: оно приобретает стохастический характер благодаря многочисленным случайным модификациям ценностей (ценностным флуктуациям). Круг ценностей, так сказать, покороблен флуктуациями. Ценности для одних оказываются антиценностями для других. Короче говоря, круговорот ценностей насыщен ценностными колебаниями, причем это автоколебания, поскольку они не вызываются какими-то внешними (по отношению к обществу) причинами. Нетрудно заметить, что с точки зрения СФИ, наблюдаемые ценностные автоколебания имеют в своей основе непосредственно ненаблюдаемые идеологические автоколебания. Тяга к анархистскому идеалу (культу абсолютной свободы без всяких ограничений, игнорирующему существование естественного предела у любых новаций) вызывает обратную реакцию в виде тяги к тоталитарному идеалу (культу абсолютного порядка, исключающего возможность свободного выбора при решении любых вопросов). Осознание односторонности каждой тенденции ведет к поиску гармонии, т.е. равновесия между этими противоположностями. Требование такой гармонии, лежащее в основе всякой достаточно зрелой демократии, определяет содержание либерального идеала. Этот идеал получает свое онтологическое обоснование только в СФИ: единство свободы и ответственности, прав и обязанностей должно быть следствием объективного единства социального хаоса и социального порядка как атрибутов социальной реальности.
Равновесие между тягой к порядку и тягой к хаосу, однако, нередко оказывается неустойчивым, и идеологические автоколебания продолжаются около точки либерального равновесия. И вновь получаются перекосы то в направлении ослабления хаоса и усиления порядка (правоцентристский либерализм), то в сторону ослабления порядка и усиления хаоса (левоцентристский либерализм).
Описанная выше картина идеологических автоколебаний (которые характерны для всякого развитого общества) была бы неполной, если бы мы не вспомнили очень важную черту всякого социального идеала: связь его с такими философскими понятиями как вера и жертва. Как следует из синергетической теории идеологии, идеологические автоколебания связаны с конфронтацией различных верований (как религиозных, так и светских), столкновением попыток реализовать соответствующие идеалы и конкуренцией жертвоприношений, приносимых на алтарь каждого из верований (включая имущество, работу, свободу, здоровье и даже жизнь). Реальная история необходимо приводит к поляризации ценностей, в основе которой лежит борьба идеалов. Именно эта борьба наполняет социальную жизнь (как это неоднократно отмечалось в истории философии от Гераклита до Маркса[2]) особо значительным смыслом: с одной стороны, она придает истории весьма драматический характер и лишает историю какой бы то ни было скуки, а с другой стороны, сопровождая ее насилием и трагизмом, придает ей горький привкус.
В ходе этой борьбы рано или поздно все идеалы терпят крушение (о чем в свое время писали Гегель, Шпенглер, Ясперс, Бердяев и др.). Это крушение сопровождается большими жертвами и большими зверствами. Сторонники любого обанкротившегося идеала воспринимают его крушение как величайшую трагедию, лишающую их жизнь всякого смысла. Противники обанкротившегося идеала, напротив, испытывают из-за его крушения не только глубокое удовлетворение, но и радость победы (переживают ощущение триумфа). Но так как это происходит только в краткосрочной перспективе, а в долгосрочной та же судьба постигает их собственный идеал, радости скоро приходит конец. Все начинают воспринимать триумф идеала в тандеме с его будущей трагедией, постепенно осознавая, что идеал - это обоюдоострое оружие.
Итак, идеологическое общество, занятое созиданием новых ценностей и идеологической борьбой, оказывается вовлеченным в идеологический («духовный») кризис. Наступает усталость от конфронтации ценностей и идеологической борьбы. Все ценности подвергаются мучительной и жестокой оценке, переоценке и частичному или даже полному обесцениванию. Конкуренция жертвоприношений во имя торжества различных идеалов приводит, в конечном счете, к острому дефициту утилитарных ценностей. Идеологический бум завершается, в конечном счете, потребительским бунтом (ср. состояние различных стран и народов после крупномасштабных войн и революций). Люди оказываются полуголодными, полуодетыми и с полукрышей над головой.
[1] Обратим внимание, что с точки зрения любой разновидности иррационалистической философии такого алгоритма в принципе существовать не может. Согласно философскому иррационализму рационалистическая теория творческого процесса невозможна потому, что она игнорирует роль в этом процессе непредсказуемой и неконтролируемой случайности (момента азартной игры). Этот аргумент имел силу до возникновения синергетической философии истории, в основу которой положено понятие о творческой роли хаоса (с его механизмом бифуркаций). Именно синергетическая теория социального отбора лишила этот аргумент всякой силы.
[2] Достаточно вспомнить знаменитый ответ Маркса в интервью его дочерям. На вопрос: «Ваше представление о счастье» он, как известно, ответил: «Борьба».
Библиографическая ссылка
Оганян К.М. ЗАКОНОМЕРНОСТИ ПРОИЗВОДСТВА ЦЕННОСТЕЙ И ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ АВТОКОЛЕБАНИЯ // Успехи современного естествознания. – 2010. – № 9. – С. 237-239;URL: https://natural-sciences.ru/ru/article/view?id=8926 (дата обращения: 19.04.2024).